Нуреев, Рудольф Хаметович

gigatos | 30 декабря, 2021

Суммури

Рудольф Хаметович Нуреев (русский: Рудольф Хаме́тович Нуре́ев, IPA: ; 17 марта 1938 — 6 января 1993) — советский артист балета и хореограф. Некоторые считают Нуреева величайшим артистом мужского балета своего поколения.

Нуреев родился в транссибирском поезде недалеко от Иркутска, Сибирь, Советский Союз, в татарской семье. Свою раннюю карьеру он начал в труппе, которая в советское время называлась «Кировский балет» (сейчас ее первоначальное название — Мариинский балет) в Ленинграде. Он дезертировал из Советского Союза на Запад в 1961 году, несмотря на попытки КГБ остановить его. Это был первый случай дезертирства советского артиста во время холодной войны, и он произвел международную сенсацию. Он продолжал танцевать в Королевском балете в Лондоне, а с 1983 по 1989 год был директором балета Парижской оперы. Нуреев также был хореографом, занимая пост главного балетмейстера балета Парижской оперы. Он создал собственные интерпретации многочисленных классических произведений, включая «Лебединое озеро», «Жизель» и «Баядерку».

Его дед — Нурахмет Фазлиевич Фазлиев. А его отец — Хамит Фазлеевич Нуреев (1903-1985), был родом из Асаново Шариповской волости Уфимского уезда Уфимской губернии (ныне Уфимский район Республики Башкортостан). Мать — Фарида Аглиулловна Нуреева (Аглиуллова) (1907-1987), родилась в деревне Татарское Тюгульбаево Кузнечихинской волости Казанской губернии (ныне Алькеевский район Республики Татарстан).

Нуреев родился в транссибирском поезде под Иркутском, Сибирь, когда его мать, Фарида, ехала во Владивосток, где служил его отец Хамет, политкомиссар Красной Армии. Он рос единственным сыном с тремя старшими сестрами в татарской мусульманской семье. В своей автобиографии Нуреев отметил о своем татарском наследии: «Моя мать родилась в прекрасном старинном городе Казани. Мы мусульмане. Отец родился в маленькой деревне под Уфой, столицей Республики Башкирия. Таким образом, с обеих сторон наши родственники — татары и башкиры. Я не могу точно определить, что значит для меня быть татарином, а не русским, но я чувствую в себе эту разницу. Наша татарская кровь течет как-то быстрее и всегда готова закипеть».

Образование в Академии Вагановой

Когда мать взяла Нуреева и его сестер на представление балета «Песня журавлей», он влюбился в танец. В детстве его поощряли танцевать в башкирских народных представлениях, и его быстроту вскоре заметили учителя, которые предложили ему тренироваться в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Во время гастролей в Москве с местной балетной труппой Нуреев прошел прослушивание в балетную труппу Большого театра и был принят. Однако он чувствовал, что балетная школа Мариинского театра была лучшей, поэтому он покинул местную гастрольную труппу и купил билет в Ленинград.

Из-за разрушения советской культурной жизни, вызванного Второй мировой войной, Нуреев не мог поступить в крупную балетную школу до 1955 года, когда в возрасте 17 лет он был принят в Ленинградскую Академию русского балета имени Вагановой, ассоциированную школу Мариинского балета. Балетмейстер Александр Иванович Пушкин проявил к нему профессиональный интерес и разрешил Нурееву жить с ним и его женой.

Директор Кировского балета

После окончания школы в 1958 году Нуреев поступил в труппу Кировского (ныне Мариинского) балета. Он сразу же перешел за пределы кордебалета и с самого начала получил сольные партии в качестве главного танцовщика. Нуреев регулярно работал в паре с Натальей Дудинской, старшей балериной труппы и женой ее руководителя Константина Сергеева. Дудинская, которая была старше его на 26 лет, впервые выбрала его своим партнером в балете «Лауренсия».

Вскоре Нуреев стал одним из самых известных танцовщиков Советского Союза. С 1958 по 1961 год, за три года работы в Кировском театре, он станцевал 15 партий, обычно напротив своей партнерши Нинель Кургапкиной, с которой у него была отличная пара, хотя она была старше его почти на десять лет. Нуреева и Кургапкину пригласили танцевать на даче у Хрущева, а в 1959 году им разрешили выехать за пределы Советского Союза, и они танцевали в Вене на Международном фестивале молодежи. Вскоре после этого Министерство культуры сообщило ему, что ему больше не разрешат выезжать за границу. В одном памятном случае Нуреев на 40 минут прервал представление «Дон Кихота», настаивая на том, чтобы танцевать в трико, а не в обычных брюках. В конце концов, он уступил, но в последующих выступлениях был принят предпочитаемый им дресс-код.

Дезертирство в парижском аэропорту

К концу 1950-х годов Нуреев стал сенсацией в Советском Союзе.

Однако, когда Кировский балет готовился к гастролям в Париже и Лондоне, бунтарский характер и нонконформистское отношение Нуреева сделали его маловероятным кандидатом для поездки, которую советское правительство считало крайне важной для демонстрации своего «культурного превосходства» над Западом. Кроме того, росла напряженность между Нуреевым и художественным руководителем Кировского театра Константином Сергеевым, который также был мужем бывшей партнерши Нуреева по танцам Натальи Дудинской. После того как представитель французских организаторов гастролей увидел, как Нуреев танцевал в Ленинграде в 1960 году, французские организаторы обратились к советским властям с просьбой разрешить ему танцевать в Париже, и ему разрешили поездку.

В Париже его выступления приводили в восторг зрителей и критиков. Оливер Мерлен в газете Le Monde писал,

Я никогда не забуду его появление, бегущего через заднюю часть сцены, и его кошачью манеру держаться напротив рампы. На нем был белый поясок поверх ультрамаринового костюма, большие дикие глаза и впалые щеки под тюрбаном, увенчанным брызгами перьев, выпуклые бедра, безупречное трико. Это уже был Нижинский в «Жар-птице».

Нуреев был замечен в нарушении правил общения с иностранцами и якобы посещал гей-бары в Париже, что встревожило руководство Кировского театра и агентов КГБ, наблюдавших за ним. КГБ хотел выслать его обратно в Советский Союз. 16 июня 1961 года, когда труппа Кирова собралась в парижском аэропорту Ле Бурже, чтобы вылететь в Лондон, Сергеев отвел Нуреева в сторону и сказал ему, что он должен вернуться в Москву для специального выступления в Кремле, а не лететь в Лондон с остальной труппой. Нуреев насторожился и отказался. Затем ему сказали, что его мать тяжело заболела, и он должен немедленно вернуться домой, чтобы повидаться с ней. Нуреев снова отказался, полагая, что по возвращении в СССР его могут посадить в тюрьму. С помощью французской полиции и парижской светской подруги Клары Сен, которая была помолвлена с Венсаном Мальро, сыном министра культуры Франции Андре Мальро, Нуреев сбежал от своих надсмотрщиков из КГБ и попросил убежища. Сергеев и КГБ пытались отговорить его, но он решил остаться в Париже.

Через неделю он был подписан с Большим балетом маркиза де Куэваса и исполнил «Спящую красавицу» с Ниной Вырубовой. Во время гастролей в Дании он встретил Эрика Брюна, солиста Королевского датского балета, который стал его любовником, ближайшим другом и защитником до самой смерти Брюна в 1986 году. В декабре 1962 года он и Брун выступали в качестве приглашенных танцоров в только что созданном Австралийском балете в Театре Ее Величества в Сиднее.

Советские власти заставили отца, мать и учителя танцев Нуреева Пушкина писать ему письма, призывая вернуться, но это не дало результатов. Хотя он много лет просил советское правительство разрешить ему навестить мать, ему разрешили это сделать только в 1987 году, когда его мать умирала и Михаил Горбачев дал согласие на визит. В 1989 году его пригласили станцевать партию Джеймса в «Сильфиде» в Мариинском балете на сцене Мариинского театра в Ленинграде. Этот визит дал ему возможность увидеть многих учителей и коллег, с которыми он не виделся со времени своего дезертирства.

Королевский балет

Дама Нинетт де Валуа предложила ему контракт на работу в Королевском балете в качестве главного танцовщика. Однако за время его работы в труппе многие критики пришли в ярость, поскольку Нуреев внес существенные изменения в постановки «Лебединого озера» и «Жизели». Нуреев оставался в Королевском балете до 1970 года, когда его повысили до главного приглашенного артиста, что позволило ему сосредоточиться на растущем графике международных выступлений и гастролей. Он продолжал регулярно выступать с Королевским балетом, пока в 1980-х годах не посвятил свое будущее балету Парижской оперы.

Первое выступление Нуреева с прима-балериной дамой Марго Фонтейн состоялось на балетном утреннике, организованном Королевским балетом: Жизель», 21 февраля 1962 года. Мероприятие проводилось в помощь Королевской академии танца, организации по обучению классическому балету, президентом которой она являлась. Он танцевал Poème Tragique, соло в хореографии Фредерика Аштона, и па-де-де «Черного лебедя» из «Лебединого озера». Они были так хорошо приняты, что Фонтейн и Нуреев продолжили сотрудничество, которое продолжалось много лет. В 1965 году состоялась премьера «Ромео и Джульетты». Поклонники дуэта рвали программки, чтобы сделать из них конфетти, которое с радостью бросали в танцоров. Нуреев и Фонтейн могли сделать до 20 выходов за занавес. 11 июля 1967 года Фонтейн и Нуреев после выступления в Сан-Франциско были арестованы на соседних крышах, сбежав во время полицейской облавы на дом в районе Хейт-Эшбери. Они были выпущены под залог, а обвинения в нарушении общественного порядка и посещении места, где употребляли марихуану, были сняты позднее в тот же день за отсутствием достаточных доказательств.

Другие международные выступления

Среди многочисленных выступлений в Северной Америке Нуреев установил длительную связь с Национальным балетом Канады, неоднократно выступая в качестве приглашенного артиста. В 1972 году он поставил для труппы новую эффектную постановку «Спящей красавицы», в которой к хореографии Петипа добавилась его собственная хореография. После первоначального показа в Торонто постановка широко гастролировала в США и Канаде, одно из представлений было показано по телевидению в прямом эфире и впоследствии выпущено на видео. Среди балерин Национального балета Нуреев чаще всего сотрудничал с Вероникой Теннант и Карен Кейн. В 1975 году Нуреев много сотрудничал с Американским театром балета, воскресив «Корсара» с Гелси Киркланд. Он воссоздал «Спящую красавицу», «Лебединое озеро» и «Рамонду» с Синтией Грегори. Грегори и Брюн присоединились к Нурееву в па-де-труа из малоизвестного балета Августа Бурнонвиля «Вентана».

Директор балета Парижской оперы

В январе 1982 года Австрия предоставила Нурееву гражданство, положив конец более чем двадцатилетнему безгражданству. В 1983 году он был назначен директором балета Парижской оперы, где, помимо режиссуры, продолжал танцевать и продвигать молодых танцовщиков. Он оставался там в качестве танцовщика и главного хореографа до 1989 года. Среди танцовщиков, которых он наставлял, были Сильви Гиллем, Изабель Герен, Мануэль Легри, Элизабет Маурин, Элизабет Платель, Шарль Жюд и Моник Лудьер.

Его художественное руководство балетом Парижской оперы имело большой успех, выведя труппу из темного периода. Его «Спящая красавица» остается в репертуаре и была возрождена и экранизирована с его протеже Мануэлем Легрисом в главной роли.

Несмотря на прогрессирующую болезнь к концу срока службы, он неустанно работал, ставя новые версии старых традиционных спектаклей и заказывая некоторые из самых новаторских хореографических работ своего времени. Его собственная постановка «Ромео и Джульетты» имела большой успех. Под конец жизни, когда он был болен, он работал над последней постановкой «Баядерки», которая в точности повторяет версию Мариинского балета, которую он танцевал в молодости.

Последние годы

Когда СПИД появился в новостях Франции примерно в 1982 году, Нуреев не обратил на это внимания. В 1984 году танцовщик сдал анализ на ВИЧ, но в течение нескольких лет он просто отрицал, что с его здоровьем что-то не так. Однако к концу 1980-х годов его ослабевшие способности разочаровали поклонников, которые с нежностью вспоминали о его выдающейся доблести и мастерстве. Нуреев начал заметно худеть только летом 1991 года и вступил в последнюю фазу болезни весной 1992 года.

В марте 1992 года, будучи больным СПИДом, он посетил Казань и выступил в качестве дирижера перед зрителями Татарского академического театра оперы и балета имени Мусы Челиля, который сейчас представляет фестиваль имени Рудольфа Нуреева в Татарстане. Вернувшись в Париж, с высокой температурой он был помещен в больницу Нотр-Дам дю Перпетуэль Секур в Леваллуа-Перре, пригороде к северо-западу от Парижа, и был прооперирован по поводу перикардита — воспаления мембранного мешка вокруг сердца. В то время его вдохновляла на борьбу с болезнью надежда, что он сможет выполнить приглашение дирижировать «Ромео и Джульеттой» Прокофьева на благотворительном вечере Американского театра балета 6 мая 1992 года в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Он сделал это и был в восторге от приема.

В июле 1992 года у Нуреева вновь появились признаки перикардита, но он решил отказаться от дальнейшего лечения. Его последнее публичное выступление состоялось 8 октября 1992 года, на премьере в Palais Garnier новой постановки «Баядерки», которую он поставил в хореографии Мариуса Петипа для балета Парижской оперы. Нурееву удалось получить фотокопию оригинальной партитуры Минкуса, когда он был в России в 1989 году. Балет стал личным триумфом, хотя тяжесть его состояния была очевидна. В тот вечер министр культуры Франции Джек Ланг вручил ему на сцене высшую культурную награду Франции — Орден искусств и литературы.

Нуреев вновь поступил в больницу Нотр-Дам дю Перпетуэль Секур в Леваллуа-Перре 20 ноября 1992 года и оставался там до своей смерти от осложнений СПИДа в возрасте 54 лет 6 января 1993 года. Его похороны состоялись в мраморном фойе парижского оперного театра Гарнье. Многие воздали должное его гениальности как танцора. Один из таких отзывов исходит от Олега Виноградова из Мариинского балета, который сказал: «То, что Нуреев сделал на Западе, он никогда не смог бы сделать здесь».

На могиле Нуреева на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем находится гробница, задрапированная мозаикой восточного ковра. Нуреев был заядлым коллекционером красивых ковров и старинного текстиля. Когда его гроб опускали в землю, звучала музыка из последнего акта «Жизели», а его балетные туфли были брошены в могилу вместе с белыми лилиями.

Приметы

После стольких лет, в течение которых ему не было места в истории Мариинского балета, репутация Нуреева была восстановлена. Его имя было вновь вписано в историю Мариинского театра, хотя он танцевал там всего три года. Некоторые из его личных вещей были выставлены в театральном музее в нынешнем Санкт-Петербурге. В знаменитой Академии имени Вагановой в его честь был назван репетиционный зал. По состоянию на октябрь 2013 года в Национальном центре костюма сцены находится постоянная коллекция костюмов Нуреева, «которая позволяет посетителям почувствовать его буйную, бродячую личность и страсть ко всему редкому и прекрасному». В 2015 году он был включен в Аллею наследия.

После его смерти в 1993 году Парижская опера установила традицию каждые 10 лет представлять вечер танца в память о Нурееве. Поскольку он родился в марте, до сих пор эти представления проходили 20 марта 2003 года и 6 марта 2013 года. Ровесники Нуреева, которые говорят и вспоминают о нем, например, Михаил Барышников, часто бывают глубоко тронуты.

Избранный список балетных спектаклей, балетных постановок и оригинальных балетов.

Иветта Шовире из балета Парижской оперы часто танцевала с Нуреевым; он называл ее «легендой». (Шовире присутствовала на его похоронах вместе с французской танцовщицей и актрисой Лесли Карон).

В Королевском балете Нуреев и Марго Фонтейн стали давними партнерами по танцам. Нуреев однажды сказал о Фонтейн, которая была старше его на 19 лет, что они танцуют «одним телом, одной душой». Вместе Нуреев и Фонтейн премьеру балета сэра Фредерика Аштона «Маргарита и Арман», балета, станцованного на сонату для фортепиано си минор Листа, который стал их фирменным произведением. Кеннет Макмиллан был вынужден допустить их к премьере своего «Ромео и Джульетты», который предназначался для двух других танцовщиков, Линн Сеймур и Кристофера Гейбла. Существуют фильмы об их партнерстве в «Сильфиде», «Лебедином озере», «Ромео и Джульетте» и других ролях. Они продолжали танцевать вместе в течение многих лет после ухода Нуреева из Королевского балета. Их последнее совместное выступление состоялось в барочном па-де-труа 16 сентября 1988 года, когда Фонтейн было 69 лет, Нурееву — 50 лет, а в главной роли также выступала 52-летняя Карла Фраччи.

Еще одно долгое сотрудничество он отметил с Евой Евдокимовой. Впервые они появились вместе в «Сильфиде» (1971), а в 1975 году он выбрал ее на роль Спящей красавицы в своей постановке для Лондонского фестивального балета. Евдокимова оставалась его избранной партнершей для многочисленных выступлений и гастролей по всему миру с «Нуреевым и друзьями» на протяжении более пятнадцати лет.

Во время своего дебюта на американской сцене в 1962 году Нуреев также выступил в паре с Соней Аровой в Бруклинской академии музыки в Нью-Йорке. В сотрудничестве с балетом Чикагской оперы Рут Пейдж они исполнили большое па-де-де из «Дон Кихота».

Как влияние

Нуреев был прежде всего приверженцем классической техники, и его мастерство сделало его образцом для целого поколения танцоров. Если стандарт мужского танца так заметно поднялся на Западе после 1960-х годов, то во многом благодаря вдохновению Нуреева.

Влияние Нуреева на мир балета изменило восприятие мужчин-танцовщиков; в его собственных постановках классики мужские партии получали гораздо больше хореографии. Другим важным влиянием стало то, что он преодолел границы между классическим балетом и современным танцем, исполняя и то, и другое. Сегодня нормально, когда танцовщики получают образование в обоих стилях, но Нуреев был родоначальником и преуспел в современном и классическом танце. Он старался работать с великой танцовщицей современного танца Мартой Грэм, и она специально для него создала работу. В то время как Джин Келли много сделал для объединения современного и классического стилей в кино, он был выходцем из среды «популярного танца», более подверженной влиянию современного танца, в то время как Нуреев добился больших успехов в признании современного танца в сфере «классического балета».

Харизма, преданность и щедрость Нуреева были таковы, что он не просто передавал свои знания. Он олицетворял собой школу жизни для танцора. Несколько танцовщиков, которые были солистами балета Парижской оперы под его руководством, сами стали директорами балета, вдохновленные идеями Нуреева. Мануэль Легри — директор Венского государственного балета, Лоран Илер — директор балета Московского театра имени Станиславского, Шарль Жюд — директор балета Большого театра Бордо.

Михаил Барышников, другой великий танцовщик, который, как и Нуреев, перешел на Запад, высоко ценит Нуреева. Барышников сказал в одном из интервью, что Нуреев был необычным человеком во всех отношениях, инстинктивным, умным, постоянно любознательным и необычайно дисциплинированным, что было его целью жизни и, конечно, любовью в исполнении.

Техника и стремление к совершенству

Нуреев поздно начал заниматься балетом и должен был совершенствовать свою технику, чтобы добиться успеха. Джон Тули писал, что Нуреев рос очень бедным и должен был наверстать три-пять лет балетного образования в балетной школе высокого уровня, что дало ему решающий толчок к приобретению максимальных технических навыков и к тому, чтобы стать лучшим танцором, работающим над совершенством на протяжении всей своей карьеры. Задача всех танцоров, с которыми работал Нуреев, заключалась в том, чтобы последовать его примеру и разделить его полную преданность танцу. Сторонниками точного описания феномена Нуреева являются Джон Тули, бывший генеральный директор Королевского оперного театра в Лондоне, Пьер Берже, бывший президент Opéra Bastille, места проведения балета Парижской оперы (помимо Palais Garnier), и Мануэль Легри, главный танцовщик балета Парижской оперы, выдвинутый Нуреевым в Нью-Йорке.

Нуреев говорил об этом следующим образом: «Я подхожу к танцам с другой стороны, чем те, кто начинает танцевать в 8 или 9 лет. Те, кто учился с самого начала, никогда ни в чем не сомневаются». Нуреев поступил в Академию балета имени Вагановой в возрасте 17 лет и пробыл там всего 3 года по сравнению с танцорами, которые обычно становятся главными танцовщиками после поступления в Вагановскую школу в 9 лет и проходят полный 9-летний курс обучения танцам. Нуреев был современником Владимира Васильева, который был премьерным танцовщиком в Большом театре. Позже Нуреев был предшественником Михаила Барышникова в Кировском балете, ныне Мариинском театре. В отличие от Васильева и Барышникова, Нуреев построил свою репутацию не на успехах в международных балетных конкурсах, а скорее благодаря своим выступлениям и популярному имиджу.

Парадоксально, но и Нуреев, и Михаил Барышников стали мастерами совершенства в танце. Танец и жизнь были одним целым, Пьер Берже сказал о Нурееве: «Он был танцором, как любой другой танцор. Это необычно — иметь 19 баллов из 20. Крайне редко бывает 20 из 20. Однако 21 балл из 20 — это еще большая редкость. А с Нуреевым была именно такая ситуация». Легри сказал: «Рудольф Нуреев был высокоскоростным поездом (он был TGV)». Работа с Нуреевым подразумевала необходимость превзойти самого себя и «шагнуть на него».

Нуреев не слишком терпеливо относился к правилам, ограничениям и иерархическому порядку и временами отличался вспыльчивым характером. Он был склонен закатывать истерики на публике, когда был расстроен. Его нетерпение проявлялось в основном тогда, когда неудачи других мешали его работе.

Он общался с Гором Видалом, Фредди Меркьюри, Джеки Кеннеди Онассис, Миком Джаггером, Лайзой Минелли, Энди Уорхолом, Ли Радзивиллом и Талитой Пол, Джесси Норман, Тамарой Тумановой и иногда посещал нью-йоркскую дискотеку Studio 54 в конце 1970-х годов, но у него развилась нетерпимость к знаменитостям. Он поддерживал старые дружеские отношения в мире балета и вне его на протяжении десятилетий и считался верным и щедрым другом.

Большинство балерин, с которыми танцевал Нуреев, включая Антуанетту Сибли, Синтию Грегори, Гелси Киркланд и Аннет Пейдж, отзывались о нем как о внимательном партнере. Он был известен как чрезвычайно щедрый по отношению ко многим балеринам, которые приписывают ему помощь в трудные времена. В частности, канадская балерина Линн Сеймур, переживавшая, когда ей отказали в премьере «Ромео и Джульетты» Макмиллана, говорит, что Нуреев часто находил для нее проекты, даже когда она страдала от проблем с весом и депрессии и поэтому ей было трудно найти роли.

В зависимости от источника, Нуреева называют либо бисексуалом, поскольку в молодости у него были гетеросексуальные отношения, либо гомосексуалистом. У него была бурная жизнь в отношениях, с многочисленными посещениями бань и анонимными пикапами. Нуреев познакомился с Эриком Бруном, знаменитым датским танцором, после того, как Нуреев дезертировал на Запад в 1961 году. Нуреев был большим поклонником Бруна, увидев снятые на пленку выступления датчанина на гастролях в Советском Союзе с Американским театром балета, хотя стилистически эти два танцовщика были очень разными. Брюн и Нуреев стали парой, и они оставались вместе на протяжении 25 лет, вплоть до смерти Брюна в 1986 году.

В 1973 году Нуреев познакомился с 23-летним американским танцором и студентом, изучавшим классическое искусство, Робертом Трейси, и начался роман, длившийся два с половиной года. Впоследствии Трейси стал секретарем и сожителем Нуреева, с которым он прожил более 14 лет в длительных открытых отношениях до самой смерти. По словам Трейси, Нуреев говорил, что в его жизни были отношения с тремя женщинами, он всегда хотел иметь сына и когда-то планировал стать его отцом вместе с Настасьей Кински.

В 1962 году Нуреев дебютировал на экране в киноверсии «Сильфиды». В 1968 году он решил отказаться от актерской карьеры, чтобы заняться современным танцем в Национальном балете Нидерландов. В 1962 году Нуреев также дебютировал на американском телевидении в паре с Марией Талчиф, танцуя па-де-де из «Праздника цветов» Августа Бурнонвиля в Гензано в программе «Телефонный час Белла».

В 1972 году сэр Роберт Хелпманн пригласил его на гастроли в Австралию с постановкой «Дон Кихота» Нуреева. В 1973 году Нуреев и Хелпманн сняли киноверсию «Дон Кихота» с участием Нуреева в роли Базилио, Люсетт Олдос в роли Китри, Хелпманна в роли Дон Кихота и артистов Австралийского балета.

В 1972 году Нуреев был гостем телевизионного спецвыпуска Дэвида Уинтерса The Special London Bridge Special. В 1973 году он снялся в эпизодической роли в рождественском спецвыпуске The Morecambe & Wise Show Christmas Special.

В 1977 году Нуреев сыграл Рудольфа Валентино в фильме Кена Рассела «Валентино».

В 1978 году он появился в качестве приглашенной звезды в телесериале «Маппет-шоу», где танцевал в пародии «Swine Lake», пел «Baby, It»s Cold Outside» в сауне дуэтом с мисс Пигги, а также пел и танцевал чечетку в финале шоу «Top Hat, White Tie and Tails». Благодаря его появлению сериал Джима Хенсона стал одной из самых востребованных программ.

В 1983 году у него была нетанцевальная роль в фильме Exposed с Настасьей Кински.

В 1989 году он в течение 24 недель гастролировал по США и Канаде с возрожденным бродвейским мюзиклом «Король и я».

Обзоры и интервью

Источники

  1. Rudolf Nureyev
  2. Нуреев, Рудольф Хаметович
Ads Blocker Image Powered by Code Help Pro

Ads Blocker Detected!!!

We have detected that you are using extensions to block ads. Please support us by disabling these ads blocker.